[Darcvs]

По заказу Мелани: Джаред находит в сети фотки по тегу "обнаженный Дженсен Эклз" гы и пусть это будет флафф, ведь будет? ну хорошо, романс, но никакого агнста

Видишь, солнц, я все помню))) Тут, такое дело... фотографией курящего Дженсена навеяло, ага, да и время появилось))) С флаффом у меня напряженка, хотя я вроде старалась... не мое это) И в память о дискуссии про фонарик - он тут тоже будет, эпизодически)))


традиционно - без названия)
пейринг: Джаред/Дженсен
рейтинг: PG-13
отказ от прав: да
предупреждение: не бетчено и не будет
необходимые пояснения: я очень люблю Дженсена, правда, и все, о чем тут написано - бред моего больного воображения, разумеется))) как там и что у него происходит на самом деле - мне неведомо)
по заявке, см. выше)

- Дженсен, - Джаред стоял напротив, бровки-домиком, в глазах - участие, но был серьезен до крайности. - Хочу, чтобы ты знал. Чтобы не случилось… неважно, что угодно, я - на твоей стороне.
Дженсен устало потер глаза. Джаред явно пытался сообщить что-то важное и, похоже, смущался, или черт его знает, что еще. Последняя неделя оказалась напряженнее, чем оба они ожидали, к тому же - конференция, интервью с заученным текстом, и поиск квартиры… Вот поиск квартиры добил Дженсена окончательно.
Он физически больше не мог находиться в доме Джея - слишком близко. Дженсен не был геем. Правда, иногда такое случалось, внезапно и время от времени. Редко. До Джея. На съемочной площадке спасал Дин, который, - слава создателям! - был стопроцентным натуралом и не думал о Джареде Падалеки уже просто потому, что понятия не имел, кто это такой. Но в остальное время, когда Дженсен становился собой, Падалеки становился собой - жизнь превращалась в пытку. Это было невыносимо, каждое утро видеть, как заспанное, вихрастое, долговязое чудо, в наспех натянутой футболке и сбившихся на заднице боксерах, зевая и почесываясь, спускается по лестнице и топает кормить собак. Как пыхтит рядом во время пробежки, отплевываясь, и еще хриплым со сна баритоном ржет над своими же дурацкими шутками. Как после тренировки возвращается из гаража, вспотевший, бодрый, шумный, раскрасневшийся, в просвете между мокрой насквозь майкой и висящими где-то совсем на бедрах тренировочными штанами виден упругий, блестящий от пота живот с темной дорожкой жестких волос, идущей от пупка к паху. Дженсен старается не смотреть - в это время он обычно готовит завтрак, и пытается сосредоточиться на этом занятии, лишь бы не смотреть. Но Джаред словно нарочно ошивается рядом, гогочет, машет руками, что-то рассказывает, и глядя в шальные темные глаза, на прилипшую ко лбу челку, чувствуя терпкий запах его пота, Дженсен выпадает из реальности, он думает, как было бы здорово вот прямо сейчас заткнуть ему рот, накрыв своим ртом, а потом долго вылизывать мокрую шею, виски и заросший щетиной подбородок.
Иногда Дженсену кажется, что Джаред его провоцирует. Конечно, Джаред этого не делает, или делает не специально, не думая, не понимая, с чем играет. Да и не играет, скорее всего. Он все еще наивный, сильно выросший ребенок, искренне и со всей определенностью считающий мир - своей собственной сказкой и обязательно со счастливым концом, а всех, кто его населяет - сказочными героями, благородными, честными и добрыми, а если и злыми, то в глубине души все-равно добрыми. По-сказочному. И Дженсена он воспринимает как главного сказочного принца, лучшего друга, в присутствии которого можно шляться по дому голяком в завязанном на бедрах полотенце, а иногда и без полотенца. И без тени смущения. Растянув рот до ушей в качестве извинения. Или походя бросить "упс, Дженс, сорри". Не догадываясь, что от вида каждого такого дефиле у Дженсена перехватывает дыхание, волосы на руках и на загривке встают дыбом, в штанах просыпаются сила и мощь, и Дженсен обречено поднимается и уныло плетется в душ снимать возникшее напряжение. Нет, Дженсен не чертов герой, он боится сорваться, боится испортить их вполне сложившиеся отношения, но главное - боится испугать Джареда. Именно так. Даже если Джей, вдруг узнав, как обстоят дела, будет презирать его, Дженсена, это, конечно, испоганит ему жизнь, зато четко расставит флажки, определит границу, со всем остальным Дженсен справится. Но вот если Джаред будет его бояться… Нет, Дженсен даже думать об этом не хочет. Даже представить саму эту гребаную возможность…
Он снова потер зудящие, припухшие от напряжения и недостатка сна глаза. Вчера он забыл вынуть линзы, надо сделать это прямо сейчас, иначе завтра ни один гример не возьмется за его преображение из лесного гоблина в красавчика-Дина. И Джаред с откровениями… Как некстати он это затеял. Дженсен устало взглянул на приятеля.
- Джей, говори уже. Что еще стряслось?
Джаред думал долго. Кусал губы, набирал в легкие воздух и продолжал молчать.
- Черт, Джей, не тяни.
- Фотографии, - наконец выдохнул Джаред. - В интернете. Твои, Дженс.
Дженсен все понял. В общем-то с первого слова все понял. Вот же блядь… Если все идет хреново, значит, очень скоро все пойдет еще хреновее. Таков закон, мать его. Он беспомощно усмехнулся, отвел глаза и уставился куда-то в стену, где над журнальным столиком Джаред развесил подаренные фэнами фотки своих собак. Дженсен не видел столик, стену, фотки, ему хотелось уснуть и проснуться через год, когда вся эта херня закончится. Или умереть.
Дженсен никогда не был уверен в собственной привлекательности. Потому что в детстве был по-девчачьи хрупким, носил очки, и все еще отлично помнил, как его дразнили по этому поводу. Он пропустил момент, когда вдруг все изменилось. Да, Дженсен научился "делать взгляд" и много снимался, хм… топлес, но вот кто бы знал, чего ему это стоило. Он ужасно смущался. Он мог чувствовать себя расковано, только когда был в образе, потому что это не он был красавчиком и демонстрировал себя миру, это делали его персонажи - в сериалах, в кино, на фотосессиях. А он наблюдал словно со стороны.
Но все менялось, стоило Дженсену выпить... Нет, не просто выпить, а выпить как следует. Где-то на четвертой бутылке пива что-то в сознании Дженсена резко переклинивало, словно он становился собой, и чужие взгляды переставали иметь для него значение. Одобрение, осуждение - неважно, у него вдруг появлялась уверенность в том, что только он один имеет право себя одобрять, осуждать, хвалить, критиковать, и что только себе он должен отдавать отчет в своих действиях. Откуда эта уверенность бралась, и где проводила все то время, пока Дженсен был трезвым, он не знал, да и знать не желал. Пока он был пьян, он чувствовал себя настоящим, он наслаждался этим ощущением и творил вещи, для него, трезвого, совершенно немыслимые. В тот раз он сотворил стриптиз. Полный стриптиз. На барной стойке. Как ответ на выраженное кем-то сомнение в красоте его задницы. И что самое удивительное - он этот стриптиз отлично помнил. Помнил, как его развели на слабо, да он и сам был не против развестись, если честно, помнил, как взгромоздился на стойку, как, пьяно покачиваясь, избавлялся от одежды, как к нему забрался Том, и они исполнили пару трюков в дуэте, как Том рухнул, запутавшись в джинсках, и он помогал ему подняться, и как уже в финале, стоя на коленях посреди батальона разноцветной стеклянной тары, он от души, со всем старанием делал минет пивной бутылке под восторженные вопли собравшихся. Как его фотографировали - он тоже помнил, и помнил, как не придал этому значения, ведь вечеринка была закрытой, только для своих...
Дженсен знал, что не смотря на все угрозы его агента привлечь фотографа к суду, фотографии были проданы. Он даже видел эти фотографии - они получились отличными, с художественной точки зрения - безупречными, способными если не положить конец, то в значительной степени испортить ему карьеру, появись они не вовремя. Вот, например, как сейчас.
Что теперь делать, Дженсен не имел ни малейшего понятия. Он бездумно пялился на фотки джаредовых собак, с тоской понимая, какая его ждет нервотрепка, и даже представить себе не мог, чем это все закончится. Кофе, вот что! Он должен выпить кофе.
Дженсен даже сделал шаг в сторону, собираясь обойти застывшего с сочувствующим видом Падалеки, и даже почти обошел его, как вдруг Джаред, его придурок Джаред, как-то неуверенно, а потому неуклюже расставил руки, ринулся навстречу, порывисто обнял Дженсена и с силой прижал к себе. Дженсен охнул, с шумом выдыхая из легких воздух, и замер, боясь пошевелиться. Вот же черт…Черт, черт, черт! Джаред был большим, теплым и прижимался к нему всем своим огромным телом. Дженсен почувствовал, как дыхание сбивается, как внизу живота сворачивается тугой комок, как от него по телу расходятся волны тяжелого, удушливого жара, как потеют ладони, как тепло разливается по позвоночнику, майка на спине мокнет, и тепло сменяется ознобом, и как его начинает колотить от этого озноба. Черт…
Но это было не все, чем жизнь собиралась его порадовать - Джаред начал говорить. Сбивчиво, растягивая слова, жарко дыша ему в шею.
- Я бы хотел быть с тобой там... ну, на этих фотках, правда! Мы бы тогда оба влипли, и мне не надо было бы сейчас… ну... Просто я не мог сказать раньше… И сейчас, наверное, не стоит… Да вообще не стоит… Ну, мы с тобой друзья, и все такое... Но я, знаешь, задолбался дрочить каждый вечер… и еще утром… А потому должен… Даже если ты меня пошлешь, черт с тобой... Точнее, я так не думаю... Но ты можешь... в смысле, имеешь право, я пойму... В общем, ты… я... ну… больше, чем… Ты ведь понимаешь?.. И ты... я же вижу... - к концу этого безумного монолога Джаред почти перешел на шепот, но так его и не закончив, замолчал, шумно сопя Дженсену в шею. Ждал ответа.
Дженсен не двигался. Он стоял, зажатый в медвежьих объятиях, напряженный, готовый к тому, что в следующее мгновение выяснится, что Джаред совсем не то имел в виду. Или вообще, всего этого не говорил. Или не говорил самого важного. И все сказанное - только проявление дружеского участия.
Наверное, надо было что-то ответить. Дженсен поднял голову и встретил взгляд Джареда. Джаред не был растерян. Не был сконфужен, или смущен - вовсе нет. Тяжело дыша, Джаред широко улыбался, от уха до уха, весьма довольный собой, тем что сказал, да и всем остальным - тоже. На секунду Дженсен подумал, что Джаред над ним издевается. Или это такая неудачная шутка, в духе Падалеки, дебильная, как и все десять тысяч предыдущих падалекиевских шуток. Но Джаред прикрыл глаза, и продолжая смотреть из-под ресниц, медленно, нарочито медленно, словно давая Дженсену время его остановить, наклонил голову и накрыл губами его рот. Осторожно, мягко, но настойчиво, и Дженсен, быстро охреневая от происходящего, приоткрыл губы. Он по-прежнему глупо пялился в пространство и вздрогнул всем телом, когда Джаред вжался пахом в его живот. Потому что вот теперь был уверен, никакая это не шутка - вряд ли у Джареда в кармане домашних треников завалялся фонарик.
О чем сейчас думал Дженсен? О том, что мечты сбываются? Вот так, по-дурацки и совсем не вовремя? Или о том, каким идиотом он был все это время? Или о том, что вот теперь-то он наверняка сумеет вылизать вспотевшего после тренировки Джареда? Ну, в общем, да - обо всем этом, а еще о том, что челка Джея смешно щекочет ему нос, и что фонарик очень ничего себе, но он рад этому фонарику, и что напрасно он не навел порядок в своей комнате, ведь хотел же... О фотографиях он больше не думал. И о том, как будет выпутываться - тоже. Разве теперь это имело значение? Разве это вообще имело значение, если благодаря этим дурацким фотографиям он... получил Джареда? Своего Джареда. Огромного, горячего, потного, даже сейчас шумного, смешного, неуклюжего, и как оказалось - такого нежного... В одном Дженсен был теперь совершенно уверен - все должно идти своим путем.
Джаред неожиданно прервал поцелуй, мотнул головой, больно заехав Дженсену в челюсть подбородком, распахнул зеленые глазищи и довольно усмехнулся.
- Скажи уже что-нибудь.
- У меня в спальне бардак, - выдавил Дженсен, потирая ушибленную челюсть и глядя на длинную, выбившуюся из-за уха, взмокшую, лохматую челку.
Джаред гоготнул.
- Зато она ближе.